Глаза ее округлились.

— Но… это ведь против правил! Моя роль определена законом, и, увы, распоряжаться я могу лишь своей жизнью и имуществом, а не судьбами народов.

— Законы пишутся людьми, как вы заметили совсем недавно, — ответил Ульф. — И люди могут их менять.

— Это огромная ответственность. И честь для меня, — церемонно произнесла она. — Но как человек я должна поблагодарить вас. Это один из самых ценных даров, который я могла бы получить.

— Что ж, ваша благодарность — не меньший дар, — его голос прозвучал непривычно низко, с легким оттенком хрипотцы.

Арселия чуть покраснела и, чтобы скрыть смущение, поправила и без того идеально лежащую на волосах накидку.

— Оставлю вас, я и так злоупотребляю вашим вниманием.

— Хотите, я провожу вас до покоев?

— Нет-нет, — на ее лице проскользнул испуг. — В этом нет необходимости, со мной служанка. Кроме того, простите, но ваше появление в гареме в таком виде несколько… неуместно.

Ульф покосился на свою одежду и мысленно выругался. По меркам юга сейчас его внешний вид мало походил на приличный и совершенно не годился для прогулок в компании самой знатной женщины государства. Регент попытался пригладить растрепавшиеся волосы и произнес, чтобы хоть немного смягчить неловкость момента.

— Простите, не подумал о том, как это может выглядеть со стороны.

— Это я поступила неразумно, прервав ваше занятие, — она отошла еще на полшага. — Думаю, мне уже пора уходить.

— Как вам угодно, госпожа, — склонил голову Ульф, буквально прожигая ее взгладом.

Арселия торопливо развернулась, полностью игнорируя разочарованное бормотание Гайды, и поспешно скрылась за углом. Лишь когда площадка осталась за поворотом, императрица позволила себе шумно выдохнуть и прижаться спиной к прохладному камню стен.

Лицо и руки ее пылали, мысли в голове проносились беспорядочной пестрой стайкой. Прошло немало времени, прежде чем она снова смогла взять себя в руки и вернуть лицу привычное невозмутимое выражение.

— Гайда, — тихо простонала она. — Меня будто горячей водой окатило, никогда такого раньше не чувствовала. Что со мной происходит?

— Ничего особенного, госпожа, просто волнение. Да и, правду сказать, причина более чем уважительна, — служанка осторожно погладила ее по руке. — Даже странно, что никогда прежде вам не доводилось ощущать подобного. Вы ведь живая женщина. Так уж мы устроены.

— Я мать наследника, вдова императора, я должна хранить верность памяти мужа, иначе потеряю сына. Я не имею права на чувства и желания, — глухо откликнулась Арселия.

— Никто из нас не имеет, — тихо вздохнула Гайда. — Но жизнь иногда решает за нас.

Глава 8

Дом Зафира вар Ияда сиял вечерними огнями. Их мягкий золотистый свет вырывал из темноты каменную ограду, увенчанную поверху острыми коваными пиками, дорожку к воротам, вымощенную чуть мерцающим камнем, низкорослые апельсиновые деревья и раскидистые, могучие арфалавилы. Их белая кора ночью казалась светящейся, а пышная зеленая листва прикрывала от лишних взоров богатое жилище одного из знатнейших семейств Дармсуда.

А посмотреть было на что: витые колонны и мраморные балюстрады галерей, каменное кружево, очерчивающее аркады и дверные проемы. Вдоль второго и третьего этажа тянулись многочисленные окна, прикрытые специальными ставнями — машрабия — изрезанными сложным рисунком, напоминающем то ли звезды, то ли цветы. Крыша и вовсе блестела золотом.

Чуть дальше в тени сада прятались более скромные постройки: конюшни, хранилища для еды, домик прислуги и рабов.

Зафир вар Ияд не считал нужным проявлять скромность ни в чем. Подобно другим представителям старой знати, он полагал демонстрацию богатства своей обязанностью. Древняя кровь — признак могущества рода, а достаток — доказательство мудрости и влиятельности.

Дом его стоял в самой тихой и нарядной части города. Квартал знати, место, охраняемое едва ли не так же тщательно, как дворец. Право жить тут имели лишь избранные, вход сюда был закрыт не только для простолюдинов, но и для успешных купцов и новой знати, возвышенной императором за верность трону.

Только здесь Зафир чувствовал себя самим собой. Окружение будто нашептывало ему слова поддержки, одновременно вдохновляя и успокаивая. Ласковой прохладой веяло от толстых стен, тускло поблескивала мебель красного дерева, обильно украшенная перламутром. В тишине своего жилища Зафир мог предаваться размышлениям или разговорам, точно зная, что все сказанное останется внутри этих стен.

Легкими тенями скользили по дому вышколенные слуги, им было строжайше запрещено нарушать покой хозяина не то что разговорами, а даже шорохами. Жены и дочери Зафира старались сохранять молчание, когда господин находился у себя. Они были обязаны выказывать почтение главе рода, неукоснительно следуя его приказам и соблюдая заведенный порядок.

Исключение старик делал лишь для своих сыновей: им, как мужчинам и наследникам, было дозволено вести разговоры и даже принимать у себя гостей.

Однако сегодня покой и тишина были нарушены странным визитером. Он явился, когда на землю пали густые сумерки, и тихо постучал в ворота. Двери ему открыли без единого вопроса, п — видимому, его ждали.

Господин Вали Шаб скинул на руки молчаливого слуги широкий темно-коричневый джеллаб. Просторное одеяние отлично маскировало его полноватую фигуру, а капюшон бросал глубокую тень на лицо. Даже если кто-то посторонний и заметил на улице странного человека, то опознать его не сумел бы. Однако случайных прохожих видно не было, а охранники никогда не отличались болтливостью. За то и получали плату полновесным серебром.

— Почтенный Джалил, — хозяин вышел на порог дома, чтобы встретить гостя. — Хорошо, что вы так быстро откликнулись на мое приглашение.

— Милорд, это честь для меня — старший евнух поклонился, приложив правую ладонь по традиции пустынников сперва ко лбу, затем к губам и, наконец, к сердцу. — Уверяю, наше общее дело гораздо важнее мелких склок в гареме.

— Приятно слышать, — губы старика сжались в тонкую линию. — Боюсь, что у меня для вас не самые радостные вести.

Двое мужчин прошли в кабинет хозяина и разместились на мягком диване у окна. На низеньком столике дымилась курительница с ароматными смолами, на серебряном блюде горкой лежали сладости, пропитанные медом, а в хрустальных стаканах ожидал чай из мяты со льдом — роскошь, доступная в жару лишь немногим избранным.

Старший евнух не спешил начинать разговор. Поспешность — удел мелких торговцев, а не уважаемых всеми господ. Впрочем, Зафир не стал откладывать важное дело и, едва Джалил отведал угощение, сообщил:

— Сегодня на малом совете было принято решение допустить на собрания мать юного императора. Дикость какая-то. Я сделал все возможное, чтобы помешать этому, но, увы, регента поддержали почти все.

— Занимательно, — протянул евнух, перебирая в руках четки. Ограненные камешки вспыхнули в свете огней разноцветными искрами. — Значит, сиятельная госпожа унаследовала союзников леди Мейрам? Я уж надеялся, что с отъездом нашей золотоволосой красавицы в городе наступят тишина и спокойствие.

— А что сиятельная госпожа?

— Не изменяет себе: уравновешена, немногословна. Я не могу прочесть ее. Она слишком осторожна, чтобы показывать кому-то свои истинные чувства, а наблюдать умеет, как никто другой. Увы, почивший Сабир и глава его тайной службы, сами того не желая, вырастили из тихой и послушной рабыни достойную Золотого двора императрицу.

— Мне тоже не нравится, как поворачиваются события. Арселия постоянно находится подле юного императора, ее влияние на мальчика невозможно переоценить. Пока она рядом с сыном, трудно вложить в его голову нужные нам мысли.

— Возможности есть всегда, — Джалил довольно улыбнулся. — Но, как я и говорил ранее, без матери Адиль будет более покладистым, — старший евнух отложил четки. — Я давно наблюдаю за ней. Вы опасаетесь ее, но меньше, чем нужно. Эта скромница выжила в войне, стоившей жизни самому императору. Ее не тронули ни разгневанная дармсудская чернь, ни войска северян. Более того, регент благоволит к ней. Арселию любят в народе, и Ульф Ньорд, разумеется, знает об этом. Их политический союз выгоден обоим: она может превратить его из захватчика в законного наместника, по крайней мере в глазах толпы, а он обеспечивает поддержку малолетке.